Поэтический журнал
DONUM
Через ночь
* * *
Мне суждено умереть.
Тебе суждено умереть.
Не так, как раньше,
когда мы на треть
моложе были, когда философски
смотрели на это, как учит нас Эрвин Панофски:
вот кувшин опрокинутый, вот упавшие лепестки…
Какие там лепестки!
Шприцы, ночные горшки,
памперсы, утки, таблетки горстями,
и попробуй вспомни, что были гостями
на долгом, счастливом празднике, удержи
благодарность хозяину дома, нет, ты скажи
вместо: за что? — спасибо за все! —
и перед разлукой
подожди еще чуть, не отнимай, пожалуйста, руку.
Да, помолчим. Просто за руку подержи.
И посмотри: занавеска, видишь, вздувается,
вот и Боргезе сады золотые,
вот апельсины и розы, флоксы и яблоки —
здравствуй, сухая прохладная осень! —
море Эгейское, Альпы над озером
и на террасе пустые
стулья плетеные, легкие,
и мы их с тобой переносим
ближе к перилам.
Чьи-то фары мелькнут на дороге за черным утесом.
Полночь пахнет костром,
прелым листом и молодым кальвадосом.
* * *
То ли солнечный луч между холмов вдалеке,
то ли желтый фонарь где-то там, на реке,
но только этот блик у тебя на щеке —
мы едем-едем — вдруг появляется и не исчезает,
держится — теплый, я вижу его
зрением боковым — поворот — и уже ничего.
А что это было, откуда свет?
Кто его знает.
* * *
Поговори со мной, да, через ночь,
со стороны другой земного мира,
негромкий голос может мне помочь
остаться здесь –- не глас трубы и лиры,
но голос –- сквозь светящийся экран,
под стук, точнее, шелест, быстрых клавиш,
сквозь бред политики, через границы стран
(через границу тонкую стекла лишь),
сквозь болтовню и прения в сетях,
сквозь новостные мутные потоки –-
так, словно мы на даче, мы в гостях,
сидим в тени, и видно: на припеке,
над шапками гортензий, столь проста
и столь легка капустница витает,
цветком –- цветком и только –- занята,
что проще, да и легче, не бывает.
* * *
Что делать зимой нам?
Алкей
Болен всеми болезнями века сего,
мыслями о зарплате,
трусостью,
поиском маленьких наслаждений,
выходишь из дома — погода сегодня вполне ничего,
тепло! — бывших зелёных мимо идёшь насаждений,
теперь облетевших и декабрём превращённых в бурые щётки —
щетиною вверх,
а выше, видишь, деревьев скрючены пальцы, закручены руки.
Что остаётся зимой?
Как у Алкея, закутаться в шерсть, зарыться в мех?
Пить вино
перед лицом наступающей вечной (а может, не вечной?) разлуки.
* * *
Мыслишки скок-поскок.
Ручонки стук-постук.
Чего тебе ещё?
Вот стол. Вот ноутбук.
Широкое окно,
промытое недавно.
Зелёное руно,
лучи слева направо.
И дышится легко,
и мысли края нет,
по небу высоко —
от самолёта след,
свобода и покой,
и счастье в полный рост,
рецепт, скорее, прост,
но прост, как Роберт Фрост,
как мимолётный день,
свободный день один —
неуловим, как тень,
как тень, неуловим.
* * *
Утром снег — нетронутая бумага.
Белее, чем молоко.
Скрип!
Иго Твое благо.
И бремя Твое — легко.
* * *
Чириканье и теньканье сквозь сон.
Сквозь шторы луч, почти горизонтальный.
Какой он? Золотой? Пушистый? Он
так убедителен! Хотя сюжет банальный,
но — просыпаюсь я от счастья и, пока
не вспомнил ничего, я вечен.
В этом счастье
лежу, тону, тянусь — и вот моя рука
твоё сжимает спящее запястье.
Поток частиц пылающих пересекает нас.
Ты улыбаешься, не открывая глаз
* * *
Комки и крошки в краску разотру,
густую, грубую — как раз такую надо:
дымила ТЭЦ на ледяном ветру,
и лился свет на снег из «групп» детсада.
Те чёрные утра всегда со мной.
Песком посыпан двор. Скрипят полозья санок.
Искрится наст. Следы залиты мглой.
Но город копошится спозаранок.
Подъезды хлопают и выпускают пар,
авто заводятся, и глохнут, и по новой…
Остался дома новогодней жизни шар —
зеркальный, золотой, тёмно-лиловый.
Вези меня, отец (или я сам везу?),
навстречу свету ламп, в тоску казённой жизни,
у поздних звёзд зелёных на виду
скребя полозьями по темени отчизны.
* * *
Сквозь проспекта шум надсадный,
из летучей зимней тьмы
мокрый воздух снегопадный
валит в комнату, где мы
спим с тобою (мы и кошки).
Спим, как будто смерти нет.
Или есть, но понарошку.
Вроде марли на просвет.
НА БЕРЕГУ
Нет смысла говорить.
Давай молчать.
Смотреть и слушать.
Смеркается.
Сливаются опять
Вода и суша.
В неразличимо дымной синеве,
где голубее, где лиловей.
И два огня — тот прямо, тот правей.
Ни слова.
А мы, отец, сойдёмся ли когда
Поверх всех разногласий наших, споров
О сложном прошлом, смутном настоящем —
Слепых, односторонних, как всегда?
На берегу какой-то человек
остановился, снял одежду, сделал шаг
навстречу небу и потом застыл,
чуть заступив, стоит, во мглу смотрящий.
Наверно, проверяет: как вода?
СУПЕРМАРКЕТ
Бордо и греческое масло.
Шагай, поскрипывай, скучай.
Тет де муан — не жизнь, а сказка.
Зелёный — лучше белый — чай.
Тележка снедями набита,
червём изъедена душа.
Расплачивайся — и на выход,
поскрипывая, не спеша.